* * * Я отравилась глазами,
Смотрящими на меня.
Из стен, из дверей, из окон,
Нарисованных масляной краской.
Я слепила из глины маску
Своими большими руками -
Наподобие водолазной -
И теперь плыву по проспекту,
И ртом открытым вдыхаю
Тяжёлый и липкий воздух...
Вдыхаю и выдыхаю.
Как Герда, спешащая к Каю,
Который в тающих льдинках
На берегу океана
Хочет нащупать Вечность.
Я - заражённая рана.
Я - прометеева печень,
Оставленная на солнцепёке
Толстой упрямой бабой,
Разводящей слепых личинок.
Вдыхаю и выдыхаю.
Вселенная беспричинна
Под тонкими пальцами Кая.
* * * Чёрная ворона взвесила мир.
Ты ушла поутру и не закрыла окна.
Я глотаю на кухне солёный кефир,
И слюна
Капает на крашеный стол.
Мы поиграли, и ты ушёл.
Я вернулась туда,
Где сидит на цепи плебей,
Где, как только зайдёшь,
Наливая, кричали "Пей!",
Где всегда было всё,
Где была за окном пустота
Ночью выла на месяц собака моя без хвоста
Я устала считать,
Сколько в месяц уходит еды,
Сколько пьём,
Сколько верить
И сколько не спать.
Ты придёшь - ты как маятник..
Ночью из темноты,
И заставишь меня застилать кровать,
На которой кровь,
На которой сопли с тоской.
Я таскалась одна
Туда,
Где идут поезда.
Я там выпила пива,
А после ушла в запой,
И за треснутой кожей губ
Появилась во мне тишина.
А чёрная ворона взвешивала мир.
* * * Верёвочки вьются,
Бледнеют, синеют лица.
Иду в магазин,
Мечтаю о том,
Чтоб спиться.
На станции Zoo
Каждый вечер ищу клиентуру,
За угол зайти, снять вещи
И стать натурой.
Но дуры не надо
Даже в кромешной спячке,
Босые ноги липнут к асфальтовой жвачке,
И кажется,
мимо свистят
Чьи-то мятые деньги;
Под утро курить
На новой прогнившей ступеньке
У дома,
Где нет никого и совсем не нужно.
Приходят и просят сегодня отдаться
"в дружбу".
На липкие простыни
Лечь и почувствовать счастье;
Красивые лица, кто сверху -
Тот и у власти.
А ты каждый вечер звонишь
И просишь прощенья;
Не плачь,
Понимаешь: я стала пустым помещеньем.
Вещью,
Бутылкой для сладкой микстуры.
Зайти за угол, раздеться
И стать натурой.
* * * Соль земли на моих ресницах.
Я играю в песчаные замки
На берегу королевства
С дочерью рыбака.
Мёртвые серые птицы
Всплывают в гнилой водице
И тонкими лапами метят
Прозрачные облака.
Ветер морщит морщины,
Ветер следы заметает.
Ветер в высоких травах на поле
Глухо, как леший, гудит.
Бесполые марионетки -
женщины и мужчины -
танцуют и пляшут на воле
с дырами на груди.
Ветер целует дыры,
Ветер целует плечи.
Песчаные замки с неба
Смывает морская волна.
Мы с дочерью рыбака
Под утро сидим на печке,
И страшные сказки леса
Рассказывает она.
Чтобы я не спала.
Во сне я увижу стужу.
Как мама утюжит хлопковые штаны.
Как я надеваю пальто,
Как целую мужа.
Как я засыпаю.
Как снова я вижу сны.
Сон как матрёшка -
До самого дна не добраться.
Верёвку не свить
Из пропитанных потом волос.
Испить из копытца козлиного
Отражение братца
И с батюшкой на панихиде
целоваться взасос -
во сне. И страшные сказки леса
бормочет она, цедя в одеяло слюну.
Я жду, что усну,
И приснится, что я - невеста,
Которая у крыльца ожидает весну.
Из леса выйдет мужик,
Бородатый и хмурый.
Достанет топор и отрубит мою косу.
Я сварю ему суп, он обзовёт меня дурой,
И свадьбу сыграет со мною в еловом лесу,
Разодрав моё платье,
Испачкав мои ресницы,
Разбив мне губу,
Расцарапав ногтями бровь.
А в небе будут летать оловянные птицы
И в дыры в груди литься слёзы из облаков.
* * * Посмотрите распахнутыми глазами:
Вы выпали из собственных век.
Осень иголками падает в снег,
И небо - эгейскими парусами.
Вы надули лица,
Как змея надувает клобук,
Вы хотите искать,
Вы хотите рубить с плеча;
Но всё падают с плеч обрывки собственных рук,
И вы смотрите вниз, не крича -
Уже - не крича...
И, надев ослиную шкуру,
Легко дышать,
А разбив зеркала,
Легко разрушать мосты.
На улице кто-то насилует богомать.
Выгляни из окна -
Это ты.
Спрыгни из глаз,
Как с пятого этажа,
Брось свои пальцы ему
И замри в камышах.
Посмотри с балкона -
Там убегает во тьму,
Пряча руки в карманы,
Твоя душа.
* * * Я вышла тебя встречать
за околицу, на дорогу.
Буду тебя венчать
С небом, с землёю, с богом.
Буду твоим ртом кричать.
Благослови
Говорить, не молчать.
Благослови, равви..
Сирина отогнать.
Сирина приручить.
Сирина не узнать.
Сердце запечь в печи -
Ешь пирожки, пока горячи!
Говори, не молчи.
В слово вымажу рот,
Лицо вываляю в муке.
Что-то во мне поёт
И ворочается на языке.
Благослови, равви,
Выплёвывать слова,
Заворачивать в папирус и продавать.
Благослови, равви,
Мою кровать -
Под подушками пуховыми,
Под одеялами глиняными,
Под сорочками, под спицами,
Под медведями плюшевыми,
Под чужими душами -
Сирин-птица...
Свила гнездо из кусочков снов.
Сотворила веру из обломков креста.
На тысяче послебашенных языков
Сирин считает пустые места.
Устанет считать -
Ляжет в кровать.
Равви, благослови не спать.
Равви, благослови
Веру в моей крови.
Родила из ребра Адама.
Адам родил Хама.
Хам родил Назорея.
Назорей жил, старея,
И родил из ребра беса.
В самой глуши леса,
Где в тьму уходит дорога,
Повенчаю тебя с богом,
Единым во всех лицах
Под лунами Мадагаскара.
Ева родила Сарру,
Сарра родила птицу.
* * * Приходи, сестрица,
Напиться
Из колодца воды ржавой.
В тихом омуте плавают лица,
И в глазницах
Растут травы:
Чебрец,
зверобой,
ромашковый цвет,
медуница...
Речная осока.
Болотная тина.
Приходи, сестрица.
Приноси сына -
Крестить оловянным крестом,
Лить зеркала из свинца.
Пить из лица,
Пить моё лицо...
Приходи, сестрица, молиться.
Псалмы читать,
Как проклятья.
Стонут в омуте безликие лица -
В рукаве спрячу распятье -
Обмануть -
и перекреститься.
Весточку под крылышко птице.
Приходи, приходи, сестрица.
Из колодца воды ржавой
Серебряным ковшом зачерпну.
В изголовьях растут травы:
Тина болотная,
Осока холодная,
Цветы смердящие,
Ветви болящие
Слушают тишину.
В сердце она пустила глубокие корни.
Я открываю рот и кричу, как птица.
Спой мне, сестрица милая,
Спой мне.
Промакни мой лоб полотенцем из ситца...
* * * Не меня ли считать сумасшедшей?
Молчать - не чаять,
Молчать:
Как будто печать
Сургучную лить
На уста..
Как будто пить
Вино во время поста
И -
Епитимью служить,
Выслуживаться:
Богу жена,
Тебе - суженая.
Выряженная, как на праздник
Выложенная, как цветы - на могилу
Немилому - милая,
Милому - любая
Паскудная,
Шалая,
Нудная...
Как метель.
Что мне - постель!
Не сплетения - тел -
Рук - губ - хочу!
Другого
желаю, злая.
Того, кого вымучу.
Кого залечу,
Как рану -
Мясом наружу, мясом!
Душа - она цвета крови запёкшейся!
Космами седыми,
Да полозьями
След закручу, замету!
Вместо чёрточки твоего лика - черту,
Вместо проповеди сломанному кресту -
Тебе - поцелуй,
Тебе - приди!
(В каждом стуке моей груди)...
Не веришь.
Не верь.
Всяк раненный зверь
Ищет куст,
Который спасёт.
Ищет окровавленный рот -
Рот.
Ищет закрывающийся глаз -
Взгляд.
Шепчет слабеющая сестра:
Брат.
А ты мне не брат.
Не сын. -
Господин.
...до самого гроба -
твоя раба...
* * * Я несла издалека вишню,
изъеденную червём,
опарышем,
гнусной тварью,
что извивалась спиралью,
не воплощаясь ни в чём.
И вишню скупали
дети и старики,
их жёны - девушки без ноги,
и пели мне гимны
всю ночь и весь день без сна,
и правый зрачок мой блестел,
как в реке блесна,
привлекая рыбу
серебром своей чешуи.
Я была невидима.
По телу росли лишаи.
Я превращалась в древо,
с которого сорвала
заветное яблоко Ева,
не слышавшая крыла
шелеста за спиной,
Увлечённая мной.
Я стала крупицей ночи,
дочкою рыбака,
вещью, что воочию
лишь в темноте видна
и наощупь -
горячими пальцами пьяного мужика.
Рассыпалась тысячью нитей
по паутине слов,
все слышанные "простите!"
позвоночником наколов.
И вытянувшись, как арфа,
прорвавшись, как полотно,
я из библейской Марфы
превратилась в Оно.
И дети, играя в прятки
(в кустах, в воде, у ручья),
знают: у мамы в матке
двигается Ничья -
ничто, пустота, проблеск
откушенного словца.
То есть Я,
то есть -
вещь без лица.
* * * Мы с тобой пили вино,
Было лето.
Почему-то летом вино остывает быстрее.
На шее амулетом
Повис смех.
Ты сказал, ты меня согреешь.
В подъездах
Слишком накурено.
много глаз.
И много дверных глазков.
Эти люди говорят,
Что любят меня.
Но они любят
Мою чёрную кровь.
И когда я стою
под цветными витринами
с бутылкой пива,
а с неба падают провода,
вы считаете меня
загадочной и красивой.
Моя боль - это ваша святая вода.
Вам хочется пить.
И вы припадаете к моей шее;
В лужах валяются фонари.
Мне было холодно.
Ты сказал,
Ты меня согреешь,
и прислонил
к соседской двери.
* * * Мы поменялись лицами с птицей.
И теперь птица с моим лицом
На мокрые ветви сада садится,
Вынашивает призрачное яйцо.
Круглое, как голова великана
Пустое, как моя голова
Клювом птичьим жую непрестанно
Чьи-то несказанные слова
А птица с белым крылом широким
С круглым глазом, с моим лицом
Видит таинственные дороги
Вынашивает призрачное яйцо
Над промокшим лесом, над сжатым полем
Летит, роняя мои слова.
И качается от бессловесной боли
Хрупкая, птичья моя голова.
В чёрной ночи, в саду соловьином
Из глины созданное, молчит
Тело моё, обращаясь глиной
В чёрном саду, в соловьиной ночи.
Падя на камни, спрятавшись в логово,
Выносит птица призрачный плод.
Слепым, таинственным, тайным дорогам
Безлицее тело моё поёт
Песню безлицую, безголосую,
Пустую, как моя голова.
В саду, прорастая невидимым колосом,
Молчат обезглавленные слова.
А птица с белым крылом широким,
С круглым глазом, с моим лицом,
Оставляет следы на пустой дороге,
Дождливый мир замыкая кольцом.
* * * Кирпичные стены лопаются,
Как обгоревшая кожа.
Я мажу их подсолнечным маслом,
купленным в ларьке
На углу.
Ровно в девять я спать ложусь,
И сквозь сон меня ничто не тревожит,
И сквозь кожу
Я вижу
Гвозди на мытом полу.
Ты придёшь ко мне в гости,
Зажаришь живую рыбу.
Она станцует нам танец
Горячих южных ночей.
Хорошо быть ничьей,
И, надев окровавленный ранец,
Убегать, как ручей,
между грязных камней
мостовой.
И мальчишки с коленками,
Забрызганными извёсткой и грязью,
Неглубокой моей воде
В жертву по весне принесут
Белые корабли,
Вырванные из тетрадки на счастье...
Вечный дом. Последний унылый приют.
Я сюда не приду.
Заколоти свои окна.
Я буду бежать и бежать,
И сольюсь с морем вдали.
И через тысячу лет я приду и скажу: Я промокла.
И сорвусь, поскользнувшись, с круглого бока земли.
* * * Буквами по белому листку
Подписала себе приговор.
По ту сторону гор,
Покоряясь измочаленному свистку,
Собаки бегут по следу зверя.
И волны,
Обрушиваясь на берег,
Впадают в призрачную тоску.
Господин,
Закутанный в плащ
Цвета измятой полыни,
Жуёт свою трубку,
Как чьё-то святое имя,
И молитвой о принесении жертвы
Разворачивает пустые веки.
Навеки
Я обречена по склонам,
Увлекая за собой тяжёлые камни,
Спускаться вниз,
Где ветер прекращает своё движенье,
Где солёный, неслышный, невидимый бриз
Заканчивает коловращенье,
Превращаясь
В тяжесть дремучих снегов -
Бесследных,
Ибо ни одна нога
В тяжёлом кованом сапоге
Никогда
не ступала
На берег.
И собаки лают,
Учуяв запах моих взволнованных рук,
Запах, который прикосновением оставляю на всём;
Солнце, замыкая извечный круг,
Спускается в водоём,
Что сверху кажется лужей тусклой воды,
Разлитой девчонкой возле грядки капустной.
Я бегу за собой, заметая свои следы.
И пусто на небе, и под небом таинственно пусто...
* * * Видима-невидима,
гуляю по паркам осени.
Волосы мои с проседью
пугают прохожих мимо.
Как личинка,
окукливаюсь наружу,
проступая через ворсинки пальто,
и рука моя, бесом укушенная,
указывает в ничто.
Но прохожие мимо
бегут, торопятся в гости,
И никто не спросит,
где кончается сегодняшний день.
И моя беспросветная тень,
как узкий зрачок Иссумбоси,
сливается с крошкой
октябрём изгрызенных стен..
* * * Встал автостопщик у края дороги И поднял свой палец в спокойном счисленьи рассудка. Jim Morrison В сумерках все трамваи едут на запад. Я в красной шляпе
И красной широкой юбке
Выхожу на трассу и поднимаю руку.
Я ничего не боюсь; это дудки,
А может, свирели;
А может, флейты,
И ветер ерошит волосы мои крашеные,
И розы, к щекам приклеенные,
Кажутся бумажными,
Лепестками шурша,
Улетая в сиреневом воздухе
Непонятно куда.
И не возвращаясь.
Где-то вверху
Начинает светить звезда
И Герда тихонько целует спящего Кая.
Я стою, изредка поднимая руку,
Поднимая палец: смотри, как всё клёво!
Машины, как кошки, -
Все серые в темноте,
И все вдовы.
Ищут попутчика;
глотаю вино из бутылки,
Чтобы слово найти
И сказать
Тому, кто остановиться в темноте,
Чтобы меня узнать,
Чтобы меня увезти к черте,
За которою никто не ступил
Ни одной из тысячи ног;
За которой живёт мой бог,
Которого не знаю в лицо,
Но надеюсь узнать.
Которого в губы не целовала...
Сяду на трассе на покрывало -
Забирайте меня, пока я не буду спать...
Юбка краснеет в сумерках,
К горизонту уходят кошачьи лапы.
Я поднимаю руку,
И холодеет палец.
Ветер ерошит волосы,
Приносит кофейный запах.
Все трамваи едут на запад.
И я улыбаюсь.
* * * Бешеный спуск,
Отрывая колени от тела,
Падать каменной статуей неживой.
Губы, сделанные из лихорадочного мела,
Разговаривают сами с собой -
Потому что не с кем молчать.
Точка. Точка.
(азбука Морзе)
Пробел.
Ты -
раскрывающиеся наощупь
почки листочки гамма
прочее -
Ты -
хотел.
Коленями наружу
бога в самую душу
выни-мать,.. -
делая из него отца.
Зрачка твоего круглого, как яйца,
ни разу не выела до конца -
многоножка на ветке событий
соитий
сцеплений
многочленов..
На колени,
коленями платье разодрав,
взгляд выволакиваю из трав,
вывариваю ядовитый отвар,
ставлю на стол чищеный самовар
губы твои - мел
руки твои - мел
тело твое - мел
кудри твои - мел
взоры твои - мел
щёки твои - мел
Сам
хотел.
|
