Буря
Как сине-мутная вода о берег хлещет,
Как сине-черная беда берёт за плечи -
А ты стоишь, перед тобой бушует море,
И ветер-каторжник поет: «Свобода, воля!»
Ты смотришь вдаль, чтобы увидеть смерть пучины,
В морской волне зачата гибели причина.
Ты умираешь в гневе, как и море,
Оно бушует, чтобы вылить своё горе.
Оно бушует. Рвет себя на части.
Бушует яростно, вздымая грудь от страсти,
И ты, как часть безумного порыва,
Стоишь у бешеной воды, как у обрыва…
Раскинув руки, ловишь мокрый ветер,
Чтоб раствориться в яростном ответе.
Забыв молчание, к которому привык -
В груди рождается и возрастает крик.
Экзистенция
Утонуть бы.
В ветре
В море
в твоём дыхании…
А у меня –
ни крыльев ни жабр, чтобы пить воду солёную.
Волны…
Господи, мне кажется,
мы родились когда-то из них,
Вышли из прибоя
страстью охваченного
И стояли
как
самые живые из всех дышащих
Ветер
был нашим отцом
был самым сильным
и самым преданным.
А мы
стояли
бурной водой рожденные
и
криками слагали
самые людские песни.
Волны
захлёстывали новые сердца
бросали на колени
от желания жить
слезами пылали в глазах
впервые
видящих.
И мы рыдали!
Разрывали грудь пальцами
Выбивали грохот ладонями
Погружались в мокрый песок
пятками.
Разные такие
как капли
разные.
А так похоже
ракушки
к уху прикладываем
И смотрим
одинаково
взглядом
блуждающим
в материнское
лоно воды.
«Атмосфера»
Под мелодию истомы и мира,
В самом сказочном месте,
Похожем на дом Белоснежки:
С маленькими чашечками
с
деревянной мебелью
с
мягкими сиденьями.
Плыву по удивительным фантазиям.
Стихи нитями гладкими
шёлковыми
по
столу разливаются.
Корица дурманит дыхание
голову
Музыка в руках заплетается…
Вкусом яблок на языке
чайным теплом в губы.
И так хочется шепнуть робкой девушке
просьбы
по меню принимающей
когда
она пастелью разливает краски:
«Милая, каково Вам быть героиней
сказки?»
Записки на ночь
Бессонница.
Бессонница рук, чувств, глаз.
И какой-то холод ветром по полу.
Затворница
Самой себя. Ещё миг, отдам приказ
И упаду бездыханной.
А из ворот души
Выйдет сильная, поднимет и в губы
Вольётся дыханием.
Разум тихо так: "Дыши, дыши,
Завтра будет солнечный, нежный день,
Разбавленный моим молчанием."
(В ночь на пятое января)
я б и найти рада,
Да закончились
Маяковские.
Тризну по ним
написать бы надо
Но всё некогда.
Дорогие! Крепкие,
мудрые,
с добрыми
взглядами -
вы вымерли.
Последние из вас
тоскно топчут асфальт ногами.
И чёрт бы вас
побрал!
Не в своём
времени я,
Не туда пришла, не
с теми живу.
Мои друзья -
единицы,
и совсем не кому дарить сладкосердность,
нет на кого
глянуть нежноглазно.
Ушёл он.
У ш ё л
И стало мне ясно
как в снежную ночь
-
закончились
Маяковские -
закончилось
мужество,
Не кому теперь
дарить в ласках
ни сына, ни
дочь.
На вершину Говерлы
Десять человеческих душ
Тонкой вереницей усталости и движения.
В единственном шаге семь миль
Земля прогибается под коленями.
Сжимая зубами жизнь,
Вопишь, извергаясь силами:
"Мир, на меня обернись,
Я покорил себя этими
снежными
вершинами!"
Я оставил гордость глупцам,
Святость - возвышенным, шутки - смеющимся,
Я возложил на престол Творца
себя-гибнущего и себя-живущего.
Переступил за край страхов всех
Подставляя себя товарищу,
За один миллиметр пути
Отпустил все мирские жалости.
Я оставил в тепле груди
Лишь одно всезовущее чувство -
Любить. Всё, где мне идти или не идти,
Любить всё, что живо и суще.
Впереди меня человек.
За спиной - позади идущий.
Наступаю в мохнатый снег,
Заливаясь слезой поющей.
Тайное
Не бери меня - страшно.
Ноги в песке и
море
руки в
волосах
Открываешь небо мне - важным,
самым важным моим
хочешь ли стать?
Тайну тебе лишь выдам -
боюсь доверять,
боюсь быть открытой
Страшно - страх в поцелуе
прячу.
Закрываюсь от себя же.
Значишь
ли? -
Значишь.
Но тревожно и голодно -
и слишком быстро - что со мной?
Близко и за седьмой милей
Ты. Ты ли?
Хочешь знать всё про меня -
или сам
боишься?
Давай просто выдохнём, отказавшись от мыслей -
И… только вообрази это -
сдаться друг
другу
и стать любимыми.
Как, как ты чувствуешь -
смогли
бы мы?
Из звучащего
* * *
Нотным станом за душу
глубина
мелодии
Пальцами чьими-то
льётся по
комнате.
Странность и струнность
человеческая
превращает в мифологию
песенную
конечность.
Гитарным звоном
задыхается
Грудь людская творящая,
Мелькает тонорность
в
такт
пляшет струна
звенящая.
Телом женщины живой
аккордами
израненной плачущей
Телом женщины тихой
навсегда свой
дом оставляющей,
Изливает лады и одиночество
перебором
Дышит в такт с ласкающим её
минором…
Отказаться сможешь ли
от такого
дара?
Из любви к огню
молчит нотным
станом
гитара.
За пару минут до отправления
Вокзал. И поцелуй в ладони на прощанье
держу
Дышу на сжатый
кисти сгиб.
Зачем мне в поезд.
Уезжаю...
Ещё б
немного.
Помолчим?
Нить до прощанья.
Чтоб не плакать
одели резкие
улыбки.
Зарыли, спрятали
словами тени
разлук
Где тонко, там
"мы были",
там рвётся
застывая звук -
На толстых
стёклах отпечатки любви
и рук
Что я могу? Толчок вагона -
пирон уходит
-
Я и ты уже по
разные законы
одной мечты.
Что я могу?
Последним
взглядом хранить тебя,
как Бог хранит.
Прощай мне всё - я
виновата!
Мы виноваты...
Отпустить
пирон
тебя
твой тихий
город
мой новый
день без окончанья -
Оставить в памяти молчанье
И тёплый поцелуй в ладони,
со взглядом,
запахом и вкусом
слов
Ж д и меня
и п о м н и
| 
